Каким виделось будущее Москвы из 1920-30-х годов / Блоги / Материалы / СССР

Вот центр. Перед вами цепью строений, стен и башен сверкает Кремль. День праздничный, яркий, толпы народа. Кремль превращен в музей, – один из величайших музеев мира.

ВЦИК и Совнарком вынесены в Петровский парк, эту возвышенную, здоровую и ровную часть Москвы, превращенную частью в общественные парки, частью в города – сады. На Ленинградском шоссе выстроены дворцы (учреждения) Республики. А на северо – запад от Москвы, вдоль верхнего течения Москвы – реки, теперешние дачные поселки – Крылатское, Хорошево, Серебряный Бор, Покровское – Стрешнево – обращены в образцовые города-сады, куда после делового дня съезжаются москвичи на трамваях, метрополитенах и частью на аэроомнибусах, имеющих в центре остановки на плоских крышах специальной постройки. Двух и трехэтажные жилые дома, улицы с широкими тротуарами, площади и уютные парки с театрами и другими общественными зданиями – вот характер жилой Москвы в 1950 году.

Теперь бросим взгляд в противоположную сторону, к промышленному Симонову. Известное Сукино болото, вплоть до Коломенских высот, двигается, пыхтит, лязгает. Всюду электричество и бездымный уголь. Все Сукино болото с его пыльными и малярийными трясинами изрыто ковшами промышленного и лесного портов. Набережные обслужены железнодорожными линиями и обстроены стройными рядами складов с автоматическими подъемными кранами. Порт кишит судами и баржами, пришедшими как с верховьев, так и, главным образом, с Оки, с которой при помощи шлюзов установлено удобное сообщение. Пойдем дальше. За Окружной дорогой находится зеленая заградительная полоса насаждений, шириной в 2 версты, в которой местами разбросаны поселки с электричеством, канализацией и водопроводом. Все они входят в черту города, которую замыкает включенный в городскую площадь и сам зеленый пояс. Зелень, которая поглощает пыль и дает кислород, должна проникать внутрь организма будущей Москвы. Она, как легкие, должна снабжать воздухом центральный организм, а потому от зеленого пояса клиньями зелень врезается по нескольким направлениям к центру.

Первый клин от Нескучного сада, через территорию сельскохозяйственной выставки и Бабий – городок, идет до Каменного моста широким бульваром, тут поворачивает и направляется к новой площади перед Румянцевским музеем. Бульвар дальше продолжается, параллельно Александровскому саду, вплоть до Охотного ряда, проходя по Моховой на местах уничтоженных старых лавок.

Второй зеленый клин врезается к Трубной площади через Лазаревское превращенное в парк, через Екатерининский парк и Самотецкий бульвар.

Наконец, третий клин зелени окаймляет р. Яузу и идет от Сокольников к Устинскому мосту.

Все это дает возможность довести в Москве зеленую площадь до 6 кв. сажен на человека, что еще не видано ни в одном из городов земного шара.

Воробьевы горы, с возвышающимся над ними громадным памятником Ленину, превращены в спортивный уголок и напоминают вид Рима со строгими очертаниями спортивных зданий, площадок, стадионов и колоннад.

Старинный собор Василия Блаженного высится над уступчатым, идущим к Москворецкому мосту, бульваром, начинающим от реки Красную площадь, где у стены высятся ступени гранитного амфитеатра, в центре которого – массивный пьедестал с гробницей В. И. Ленина.

Немного дальше, вместо теперешнего Охотного ряда, высится далеко уходящими в небо башнями большой Дворец Труда СССР с колоссальной аудиторией на 10 тысяч человек.

Хотя ему на площади мало места, но техника дает возможность гнать здание высоко ввысь. Лифты разных скоростей перебрасывают делегатов из залы заседаний в кабинеты, библиотеки, музеи, столовые и проч. При дворце есть и наружная кафедра, а вокруг здания на стенах скульптурные изображения великих деятелей человеческой культуры.

Немного в сторону – торговый центр будущей Москвы – Китай-город. Здесь высятся громадные железобетонные дома американского типа с вертикальными подъемниками и движущимися площадками, соединяющими их друг с другом.

И везде, по всему городу, во всех районах, лучшие места отведены под учебные заведения, где молодежь приучается к будущей гражданской общественной жизни. Все пространство от Хамовников до самого Новодевичьего монастыря отдано университету, клиникам, институтам и лабораториям Высшей Школы. Академический центр – в районе Румянцевского музея.

Вот быстрый полет над будущей Москвой. Как мало похожа она на мечту капиталистического Запада.

Два совершенно разных мира создают себе в своей мечте и разные города. Но будущее принадлежит только одному: громадному, зеленому и солнечному городу-саду. А это заставляет всех нас с еще большим вниманием отнестись к зарождающейся сейчас идее сборных стандартных домов.

Длигач, «Зелёный город», 1930 год – каким виделся город-спутник Москвы Зеленоград:

Архитектор Гинзбург, верный последователь теории, предсказывающей близкую гибель большим городам, пользуется идеей Зеленого города для воплощения в жизнь своих теоретических чаяний. Он превращает Зеленый город в центр расселения Москвы, и в проекте архитектора Гинзбурга социалистическая здравница теряет свои основные признаки, превращаясь в своеобразный город промышленного типа. Уклонившись от основной задачи, архитектор Гинзбург создает, однако, образцовый по своей внутренней организации город. Его система централизации производства и децентрализации потребления в области питания будет осуществлена в Зеленом городе. Мощная фабрика – кухня будет изготовлять полуфабрикаты, которые затем будут монтироваться на месте потребления – в столовых. Представив четкую схему организации жизни внутри города, архитектор предлагает стандартную типовую жилищную ячейку и громоздит одно за другим остекленные с двух сторон поднятые на сваи жилища. Ячейки эти выстраиваются у него вдоль линии железных дорог сплошной нескончаемой лентой. Это обстоятельство вызывает ряд осложнений в отношении водопровода, канализации и т. д. Несмотря на предложенные архитектором Гинзбургом защитительные щиты, такого рода здание не является безопасным в пожарном отношении.

Архитектор Мельников считает, что основным свойством Зеленого города является его ни с чем не сравнимая оригинальность. Архитектор Мельников без предварительной проработки и достаточных научных данных выдвигает идею лечения сном, превращая город отдыха в царство спящих.

«Спать должно по цехам!» – утверждает архитектор Мельников и выдвигает пять основных цехов: химический, психический, физический, термический и механический. Человека, приехавшего на отдых, автор этого проекта пытается подвергнуть всяким наркотическим, во всяком случае, искусственным воздействиям. Не нужно быть большим специалистом в области медицины, чтобы отвергнуть это предложение. Но Мельников уверен в своей правоте и строит казарменного образца спальню, к которой пристраивает специальные шумовые раковины. Эти раковины должны деформировать неприятные звуки (храп и сопение), превращая их в благозвучный шелест листьев и шум ветра. По какому принципу будут построены эти раковины, автор проекта не говорит.

Жилая ячейка Мельникова построена в трех плоскостях. Каждый отдыхающий имеет свою комнату, каждая комната имеет три этажа, каждый этаж выполняет функции либо столовой, либо гостиной, либо спальной.

Генеральная планировка Мельникова сводится главным образом к кольцевой магистрали, которая охватывает весь район Зеленого города. Такая система дорог значительно удорожает строительство и препятствует дальнейшему развитию отдельных районов и города в целом.

Архитектор Фридман представил весьма схематичную планировку Зеленого города, поэтому следует остановиться только на чертежах и макетах предложенных им зданий. Этот автор создает стандартную ячейку по своей конструкции, напоминающую пульмановский вагон и хорошо освещаемую. Конструкция ячейки дает возможность архитектору комбинировать различного типа здания – змееподобные, зигзагообразные и т. д. Не лишен интереса проект районной гостиницы, в котором отсутствует лестничная клетка. Эта гостиница представляет собою как бы наслоение трех этажей, в которых коридорная система, сама по себе, заменяет лестницу. В жилой комнате районной гостиницы место, которое автор сэкономил на лестнице, используется как кровать.

Наиболее цельный, продуманный и интересный проект представил архитектор Ладовский. В своем генеральном плане он проводит вдоль всей территории Зеленого города прямую магистраль, от которой отходят боковые петли, охватывающие различные районы города. Эта система планировки признана жюри наиболее целесообразной и взята за основу строительства.

Проектируя вокзал – курзал Зеленого города, архитектор Ладовский между путями у вокзала разводит цветники для того, чтобы приезжающие в Зеленый город сразу попадали в яркую полосу цветов и зелени. Над мостом, возведенным над путями, Ладовский строит остекленный ресторан. Обслуживающие учреждения – справочное бюро, кассы и т. д., где обычно люди толпятся в очередях – запроектированы Ладовским в стороне от курзала. На уровне моста Ладовский предлагает устроить пандус в виде восьмерки для массовых шествий и автомобильных прогулок.

Весьма эффектны в архитектурном смысле предложенные Ладовским строения первой очереди – центральная и районная гостиницы. Подле основного здания он предлагает расположить группами строения легкого типа. Это затейливые, конусообразные домики, крытые специально обработанной соломой, прекрасно освещаемые, снабженные паровым отоплением, канализацией, водопроводом, состоящие из трех комнат: одной внизу и двух наверху. Окно в виде большого стеклянного треугольника выходит на полукруглый балкон, подчеркивающий все своеобразие этой удобной для жилья «безделушки».

Для строений второй очереди Ладовский предлагает интересное изобретение. В железобетонный каркас – многоэтажный, одноэтажный, какой угодно – вставляются жилые ячейки в виде кабин, изготовляемые на автомобильных заводах. Соответствующие места каркаса предназначены для лестничных клеток.

Приняв за основу генеральный план архитектора Ладовского, жюри предлагает для опыта построить в течение трех лет дома различного типа, по проектам всех архитекторов.

Жюри считает необходимым привлечь к строительству Зеленого города молодых советских архитекторов и передовых представителей западной архитектурной мысли.

Левандовский, 1934 год, «Москва через 20 лет»:

Вот Москва сороковых годов двадцатого века… Моментальные, величественные как эпос площади. Все они будут декоративно оформлены зеленью, фонтанами, скульптурой. От центра к периферии потоки движения разумно направляются по радиальным магистрали им. Горького, Ордынке, Новоарбату, Новомясницкой и т. д. Это будут прекрасные, шириной до 120 метров проспекты, оформленные каждый по единому архитектурному плану. Стройные, длинные, доходящие до километра кварталы будут определять собой новый тип крупного города, где 22% территории займет жилая зона, 78% – парки, бульвары, клубы, стадионы, ясли и т. д.

Пятимиллионный город оденет в гранит свои набережные и вдоль вновь возникших благоустроенных проездов с террасовидными бульварами, бьющими фонтанами, скульптурными группами воздвигнет многоэтажные дома.

Дворец советов, величественнейшее техническое сооружение, метрополитен, новые общественные здания, театры, парки, стадионы, проектируемые сейчас лучше мастерами архитектуры, выдвинут столицу в ряд красивейших городов мира.

Москва завтра откроет новую страницу в мировой архитектуре, ибо только мы в состоянии продолжить и совершенствовать ту величественность и монументальность, которые были заложены в искусстве античного зодчества.

На наших снимках – штрихи нового облика столицу набережной, по гранитным ступеням которой поднимаются оживленные толпы народа, стоит многоэтажный Дворец техники (Фрунзенский район). На легкой колоннаде возникает стремящаяся ввысь башня Дома. Шпиль венчает здание строящегося на Миусской площади Радиодворца. Барельефы, скульптурные группы украшают проектируемый театр МОСПС. Перспективу многоэтажного здания с аркой, под которой были фонтаны, открывает снимок, изображающий проект жилого дома ВЦИК на Ростокинской набережной.

Моссовет такой же, как и в 1937 году. Только вынут первый этаж и вместо него – колонны, между которыми течет людской поток.

Красная площадь расширилась вдвое. Старого здания ГУМ нет. Вместо него трибуны и сквер с фонтанами.

1939 год, писатели Лопатин и Романовский, рассказ «Москва 1945 года»:

Экспресс, громыхая на рельсовых стыках, легко взял небольшой подъем – и вдруг за поворотом возникло бесконечное море огней. В самом центре этого огненного половодья, в высоте над миллионами светящихся точек, различался туманный силуэт колоссальной человеческой фигуры. Гигантская рука статуя была простерта над мировым городом…

- Ленин, – прошептал Герасимов. – Дворец Советов!

В 6 часов вечера экспресс подошел к перрону Казанского вокзала. Иван Артемьевич вышел на хорошо знакомую ему Комсомольскую площадь и… не узнал ее.

Исчезла висевшая над площадью старая эстакада. Близ вокзала высился громадный монумент. На пьедестале его горели слова: «Ленинскому комсомолу». По обеим сторонам площади, вдоль широких тротуаров, вытянулись шпалерами серебристые, покрытые инеем ели.

Площадь была заполнена автомобилями. Они неслись двумя потоками. Поблескивая лаком и никелем, автомобили безостановочно мчались вдоль площади, уходя на продолжающие ее просторные прямые магистрали.

«Да, туговато здесь приходится пешеходу», – сокрушенно подумал Иван Артемьевич. Впрочем, на площади не было видно ни единого пешехода. Эта загадка вскоре разъяснилась.

У тротуара, под небольшим навесом, Герасимов увидел два широких эскалатора. Один из них доставлял пешеходов на тротуар, другой – уносил их под землю, чтобы они легко и быстро могли очутиться на противоположной стороне площади.

На темном фоне зимнего неба ярко горели бесчисленные световые рекламы:

«Катанье на тройках по льду Восточного канала».

«Управление Гражданского воздушного флота сообщает: с 1 марта 1945 года воздушные экспрессы Москва – Лондон – Нью – Йорк и Москва – Сан – Франциско отправляются два раза в сутки: в 10 часов 15 минут и в 23 часа 30 минут».

Слева забавно гримасничала веселая физиономия клоуна. Из широко открытого рта струилась по небу надпись:

«Иван Иванович Неунывающий приглашает всех московских ребят на детский карнавал на льду Химкинского водоема».

Справа сверкал и переливался всеми цветами спектра небесный календарь – «10 марта 1945 года».

Следуя указанию светящейся стрелки, Герасимов направился к стоянке такси и уселся рядом с шофером в машине «ЗИС-117»:

- Магистраль Север-Юг, угол Добрынинской и Люсиновской.

Иван Артемьевич вскоре заметил, что шофер везет его не по улице Кирова, как он ожидал, а по какой – то новой, значительно более широкой улице.

- Это что за улица? – спросил он шофера.

- Ново-Кировская, – последовал ответ.

Вот и Садовая – Спасская… По ней в несколько рядов нескончаемым потоком неслись машины.

«Ну, придется постоять у светофора», – подумал Герасимов.

Но опасения его не оправдались. За несколько десятков метров до Садовой машина перешла на середину уличного полотна и очутилась в открытой пологой выемке. Опустившись метров на шесть, машина нырнула в ярко освещенный тоннель и, проехав под Садово – Спасской, вышла на такую же плавно подымающуюся открытую выемку по другую сторону Садовой.

- Здорово! – сказал Герасимов. – Что же, светофор-то совсем отменили?

- Зачем же отменять? – отозвался шофер. – На тихих перекрестках остались.

Вот и площадь Дзержинского. Первое, что бросилось в глаза Ивану Артемьевичу, – это ее небесно-голубой цвет. «Цветной асфальт», – подумал он.

Перед зданием Наркомата внутренних дел стоял гигантский памятник. В тонкой лепке лица сразу узнавался Феликс Эдмундович Дзержинский.

Справа от памятника Герасимов увидел величественное 14-этажное здание. Высоко поднятая арка соединяла его с таким же громадным соседним зданием.

По другую сторону площади уходила новая широкая прямая, как стрела, улица, прорубленная сквозь Китай-Город. В конце ее виднелись мавзолей и зубчатые стены древнего Кремля.

Пройдя небольшое расстояние по Театральному проезду, машина свернула налево и неожиданно опять нырнула в тоннель, ловко обогнав перед въездом в него огромный двухэтажный автобус.

Иван Артемьевич полагал, что через несколько секунд машина поднимется на поверхность улицы, но тоннель казался бесконечным.

- Это всем тоннелям тоннель, – разъяснил шофер, – километр с лишком. Мы сейчас под Китай-Городом едем.

Через полторы минуты машина вышла на Красную площадь, позади храма Василия Блаженного. Вдаль тянулась дуга Москворецкого моста, залитого ярким светом молочно – белых фонарей. У въездов на мост, по сторонам его, стояли две громадные скульптурные группы из нержавеющей стали. На одной из них во главе группы конников несся Чапаев. На другой в окружении своих боевых товарищей на приступ вражеских окопов шел Щорс.

Оглянувшись назад, Герасимов увидел Красную площадь. Все огромное пространство ее было залито бледно-розовым асфальтом. На месте тяжеловесного здания Верхних торговых рядов раскинулись высокие, обрамленные колоннадами трибуны, растянувшиеся во всю длину площади.

Машина шла по Москворецкому мосту. Навстречу ей бесшумно пронесся двухэтажный трамвай.

Широкое снежное поле Москвы – реки было заполнено молодежью, танцевавшей вокруг разноцветной карусели. Хор сильных молодых голосов, сопровождаемый духовым оркестром, оглашал Москву – реку веселой карнавальной песней.

Мелькнул Чугунный мост, Большая Ордынка, и машина остановилась у подъезда 10 – этажного здания на углу Люсиновской и Добрынинской площадей.

Оранжевая площадь была обрамлена темно-синими тротуарами. В морозном воздухе мелькали хлопья пушистого снега. Но на площади не было заметно ни единой снежинки: при первом же прикосновении к асфальту они мгновенно таяли.

Расплачиваясь с шофером, Иван Артемьевич почувствовал под ногой тепло тротуара: под асфальтом была скрыта густая сеть теплофикационных труб.

Иван Артемьевич вошел в просторный вестибюль. Он не успел сделать и двух шагов, как неожиданное прикосновение заставило его опустить глаза книзу. Выскочившие из люка в полу две пушистые щетки быстро проехались по его сапогам и исчезли так же внезапно, как и появились.

Мягкий отраженный свет лился с потолка. Широкая пологая лестница была покрыта ковровой дорожкой. На мраморной стене сияла неоновая надпись «Лифт».

На площадке шестого этажа лифт остановился перед эмалированной дощечкой «Доктор медицинских наук С. И. Герасимов».

- Пожалуйте, пожалуйте… Вот сюда, – и маленькая седая старушка радушно ввела Ивана Артемьевича в кабинет. – Сергей Иванович скоро будет. Он просил не отпускать вас.

Иван Артемьевич уселся в мягкое кресло у письменного стола. Потянувшись за папиросой, он отодвинул маленький черный ящик. Но как только он коснулся его полированной крышки, из глубины ящика раздался укоризненный женский голос:

- Сережа, опять подвел! А я ждала… Разве можно так жену обманывать?

Три глухих гудка – и из ящика загрохотал веселый баритон:

- Сергей, говорит Михаил. Всякой волоките есть предел. Твой буер беру я. Идем с Павлом в Каширу.

Снова три гудка – и ящик официальным тоном сообщил:

- Товарищ Герасимов, ваш доклад «Итоги десятилетней работы над продлением человеческой жизни» назначается на 25 марта в конференц-зале университета.

- Отец! Ты что же мои секреты подслушиваешь?! – Сергей Герасимов, раскрасневшийся от мороза, радостно обнимал отца; в дверях стоял десятилетний Юрка.

- У тебя здесь какие-то чудеса, Сережа: ящики разговаривают!

- Это не ящик, дедушка, а телеграфон, – солидно поправил Юрка. – Папе звонили, и телеграфон записал. А ты кнопку нажал.

Подойдя к деду, Юрка отозвал его в сторону и тихо спросил:

- Дедушка, ты какой климат любишь?

- Климат? – улыбнулся Иван Артемьевич. – Северный, милый, северный: мы ведь уральские… Зима у нас серьезная.

Через несколько минут в комнате стало холодновато.

- Юрка, ты опять погодой занимаешься! – шутливо – сердито сказал Сергей Иванович – Кондиционная установка, – объяснил он отцу. – Читал, наверно? Ну, так вот этот молодой заведующий погодой и устроил тебе уральский климат. Удружил деду, нечего сказать! Живо переведи на умеренный!

В половине седьмого Иван Артемьевич заторопился. Вместе с внуком он спустился в вестибюль.

На голубом мраморе стены было расположено несколько кнопок. Над каждой кнопкой две крошечные, величиной с горошину, электрические лампочки. Выше матовый экран. И лампочки и экран были темны. Юрка нажал одну из кнопок – вспыхнула зеленая лампочка, и на темпом экране быстро пронесся яркий силуэт автомобиля.

- Все в порядке, – сказал Юрка. – Через минуту машина будет у подъезда.

Подъехав к Дворцу Советов, Герасимов убедился, что в его распоряжении еще добрых полчаса. Он решил обойти вокруг Дворца.

Перед главным входом на небольшой высоте недвижно висели в воздухе два серебристых привязных аэростата. Между ними, подвешенный на толстых тросах, спускался громадный экран телевизора. Перед ним уже собралась многотысячная толпа москвичей. Они ждали. Вскоре на экране возникнет трибуна Большого зала, появятся знакомые лица вождей и радиорупоры разнесут над Москвой речи ораторов.

Иван Артемьевич шел дальше… На фасаде Дворца, окружая его со всех сторон, растянулась гигантская высеченная из гранита лента барельефов. Перед Герасимовым проходила история героической борьбы угнетенных всего мира за счастье человечества. Он видел колонны рабов, восставших против цезарского Рима под предводительством мужественного Спартака, толпы немецких крестьян, штурмующих мрачные замки феодалов, фигуру Ивана Болотникова, ведущего свою сермяжную рать на боярскую Москву, видел трагическую гибель Парижской коммуны и взятие Зимнего дворца…

За четверть часа до открытия съезда Иван Артемьевич через 38-й подъезд вошел во Дворец и поднялся на лифте-экспрессе.

Перед ним раскрылась бесконечная анфилада огромных фойе. Мрамор, цветы, картины, скульптура. В одном из фойе Герасимов долго стоял перед бронзовым бюстом своего старого друга, Героя социалистического труда, агронома Митрофана Федоровича Завьялова. Он пошел дальше. И не было конца нарядным, торжественным залам…

В каждом фойе был свой особенный, присущий только ему климат: знойный, сухой воздух казахских степей, аромат цветущих яблоневых садов Украины, смоляной запах хвойного вологодского леса и воздух залитого солнцем Черноморского побережья. Ивану Артемьевичу чудилось, будто он совершает сказочное путешествие по необъятным просторам своей страны.

В кулуарах Дворца толпились группы делегатов. Герасимов слышал обрывки разговоров.

У диаграммы нефтедобычи стояли нефтяники. Атакуемый делегатами Башкирии и Урала, молодой инженер-азербайджанец упорно пытался отстоять честь старого Баку перед патриотами новой нефтяной базы Союза, вот уже год не уступающей по добыче «черного золота» старому Апшеронскому полуострову.

Награжденный всеми орденами Союза, седой, как лунь, но все еще бодрый и подвижной, строитель Куйбышевского гидроузла возбужденно читал вслух только что полученную им телеграмму: «Сообщите съезду: сегодня в ночь опробованы насосные станции Заволжской оросительной системы. Механизмы работали безукоризненно».

Сибирский делегат обстоятельно разъяснял своему собеседнику все преимущества подземной газификации кузнецкого угля для снабжения газом городского хозяйства Томска.

За несколько минут до начала заседания Иван Артемьевич занял свое место.

Много раз видел он фотографии Дворца Советов, но только сейчас по-настоящему ощутил, как грандиозен его Большой зал.

Зал шумел, как морской прибой. Старые друзья обменивались веселыми приветствиями. Пневматическая почта принесла Герасимову записку от его друга из ложи Героев Советского Союза.

Точно в 7 часов вечера за столом президиума появился товарищ Сталин в окружении своих боевых соратников. Тысячи человек встали со своих мест, и гром аплодисментов потряс зал.

Из-за стола президиума поднялся одетый в скромную куртку человек, имя которого знает весь мир…

Товарищ Сталин начал свой доклад. Сидевший справа от Ивана Артемьевича гость – испанец, нагнувшись к ручке своего кресла, передвинул стрелку маленького циферблата на деление с надписью «испанский» и приложил к уху трубку радиотелефона.

В изолированных кабинах, скрытые от глаз делегатов, десятки опытных переводчиков мгновенно переводили и транслировали речь вождя. Слова товарища Сталина, родные и понятные всему трудящемуся человечеству, неслись над миром…

… Переполненный яркими ощущениями этого незабываемого дня, Иван Артемьевич сидел за обеденным столом в квартире своего сына. Здесь были доктора и художники, учителя и рабочие, инженеры и военные – родные, друзья, товарищи, бывшие односельчане Ивана Артемьевича.

Стул рядом с Иваном Артемьевичем был пуст. Юрка, задрав кверху свою вихрастую голову, дежурил у окна. Стрелка часов приближалась к двенадцати. Раздался мелодичный удар стенных электрочасов.

- Поворачивается, поворачивается! – радостно закричал Юрка.

На темном московском небе страница небесного календаря задрожала, сморщилась, потускнела, и на ее месте вспыхнула новая дата – «11 марта 1945 года».

Иван Артемьевич поднял бокал:

- Предлагаю тост, товарищи, за наше героическое прошлое, за наше радостное настоящее, за сияющее будущее… И за того, кому мы обязаны и нашим настоящим и нашим будущим!

Давая описание Москвы 1945 года, мы отнюдь не позволяли себе фантазировать.

Намеченный в тезисах товарища В. М. Молотова грандиозный рост производственной мощи и благосостояния народов Советского Союза демонстрирует безграничные возможности социалистического хозяйства.

Сталинский план реконструкции столицы осуществляется уже три с лишним года.

Кипит работа на стройке Дворца Советов. Прокладываются новые магистрали. Строятся сотни новых прекрасных домов.

Уличные тоннели, подземные эскалаторные переходы существуют уже в виде детально разработанных технических проектов. Завод цветного асфальта уже работает.

Теплофикация, кондиционирование воздуха, телеграфон, автоматический вызов такси уже полностью освоены современной техникой.

В Советской стране реальная жизнь часто обгоняет фантазию. Подлинная Москва 1945 года, конечно, будет неизмеримо прекраснее той, которую мы попытались нарисовать в этом очерке.

(Во второй части будут приведены описания будущей Москвы из 1960-70-х годов).

Ещё почитать о советском урбанизме того времени можно в сканах журнала «Современная архитектура», 1926 год (pdf), здесь и здесь.